Владимир Манькович работал ответственным врачом в оперативном отделе Центральной подстанции с 1989 года. Координировал работу всей городской скорой, отвечал за своевременное направление бригад к пострадавшим и больным. «У Маньковича не голова, а компьютер», — шутили коллеги. На все городские ЧП — аварии, пожары, ДТП — он направлял бригады, на расстоянии оценивая медицинские риски и последствия. Врачи скорой консультировались с ним по любому вопросу. Звонили даже домой.

Скорая помощь была его жизнью, семьей. Каждый год на 8 Марта Владимир Самуилович собственноручно пек заварные пирожные — часть оставлял дома для жены и детей, а остальное нес на работу со словами: «Мои девочки знают, что сегодня у них будут пирожные». Он любил людей. Редкий дар по нынешним временам. Лечил, кормил, жалел, радовал…

Владимир Манькович родился в 1952 году в Гродно Белорусской ССР. Отец — военный, мама — врач-гинеколог. Позже семья переехала на Украину. В Запорожье Владимир окончил мединститут и получил распределение в Ленинград. Первые годы Манькович работал линейным врачом на скорой помощи. Тогда же познакомился с женой Ольгой, она работала фельдшером. Родились сын Антон и дочь Катя.

— Я выросла в потрясающей атмосфере, — рассказывает Екатерина, которая пошла по стопам отца, окончила медицинское училище и 11 лет ездила на вызовы. — Папа часто рассказывал интересные случаи из практики, и это увлекало не только меня. Многие мои друзья считали его замечательным собеседником и приглашали на наши дружеские посиделки.

Владимир Самуилович сам часто устраивал праздники, любил танцевать, шутить, смеяться. Дочь вспоминает, как однажды соседка Маньковичей по дому пришла в гости с песенником — и доктор вместе с ней пел песни.

Он был легким и строгим одновременно. Ценил четкость, профессионализм и обязательность в людях. По словам Кати, отец воспринимал работу линейным врачом как настоящее мужское дело, в котором был и глубокий смысл, и азарт, и сумасшедшая востребованность.

1989 год стал переломным для Владимира Маньковича — из-за тяжелой болезни он уже больше не мог выезжать на вызовы.

— У него нашли эмфизему, удалили треть одного легкого, — рассказывает жена Ольга. — Выкарабкался он чудом, хотя перед операцией даже прощался с близкими на всякий случай. Когда вышел из больницы, от инвалидности отказался — не мог жить без работы. На вызовы все-таки ездить ему стало тяжело, но до последнего работал по графику сутки через сутки.

Когда началась пандемия, доктор Манькович работу не бросил, сказал семье, что уходить на больничный в такой ситуации считает для себя невозможным.

— Нагрузка выросла в несколько раз, — говорит Екатерина. — Папе приходилось решать много новых задач, принимая в том числе решения о защите медиков — надевать или нет защитные костюмы, выезжая на вызов, в какой именно стационар, обычный или ковидный, отправлять пациента. Но папа никогда не хотел брать больничный, даже если чувствовал себя неважно. За всю мою сознательную жизнь он оформил лист нетрудоспособности только однажды, и то — не досидел до конца, помчался на работу. Мне всегда говорил: «Работа лечит».

Екатерина сейчас живет с мужем и детьми в Германии, но созванивалась с отцом чуть ли не ежедневно. В конце апреля на один звонок он не ответил. Оказалось, спал.

— Такого раньше на моей памяти никогда не случалось — папа спал очень мало, после смены был активен. Я очень удивилась. В голове промелькнуло: «А вдруг это симптом?».

Предчувствие не обмануло. Болезнь развивалась стремительно. Не было ни температуры, ни проблем с дыханием. Состояние резко ухудшилось в одну секунду.

— Папа был в это время на работе, его тут же отправили на КТ, снимок показал 80 процентов поражения легких, — рассказывает Екатерина. — Он еще сам вернулся домой, собрал вещи, и скорая отвезла его в 40-ю больницу в Сестрорецк.

Температура росла, появилась одышка. «Я, наверное, все-таки не выживу», — сказал он тогда жене Ольге. Как врач, он все понял быстро.

— Я звонила папе каждый день, — говорит Екатерина. — Последний разговор произошел в 22:35 2 мая. Тогда папа сказал, что чувствует себя очень усталым. Больше я папиного голоса не слышала. На следующий день у него начался отек легкого, массовые тромбы. Врачи меняли терапию, поставили стент, поймали один тромб, перевели на ИВЛ. Мы все надеялись на улучшение. Но 4 мая папы не стало.

Посмертный диагноз — сердечно-легочная недостаточность, отек легкого, острый инфаркт миокарда, COVID-19, вирус идентифицирован.

Сын Владимира Маньковича Антон — водитель скорой, тоже заразился ковидом, болел вместе с женой, оба с пневмонией были госпитализированы в Боткинскую больницу.

— Удивительно, как я не заразилась, — говорит Ольга Манькович. — Я восемь лет не выхожу из квартиры, передвигаюсь с ходунками, у меня сахарный диабет, трофические язвы на ногах. Володя успевал мне и ноги перевязать, и в аптеку сбегать, и в магазин. Все на нем было. Говорил мне, что вот исполнится ему 70 лет, и он, наконец, уйдет на пенсию. Даже не прочувствовал, что никакой пенсии у него уже не будет... Поверить не могу, что Володи нет. Захоронили урну на Сертоловском кладбище. Было много венков, со всех станций. Но попрощаться с Володей по-человечески никому не удалось. Не разрешили.