Потомственный врач, единственный сын в семье, талантливый офтальмолог… Весельчак, хохмач, балагур. Полиглот (в совершенстве знал пять языков). Только что построил дом. Собирался жениться. Мечтал о детях. Дмитрий Яровой ушел из жизни на взлете.

— Ушёл навсегда, оставив нас в полном недоумении, как такое могло произойти, такая чудовищная несправедливость? — говорит Никита Даль, главный врач офтальмологического центра «Зрение». — Всегда в компании, с друзьями, собаками, шумом, смехом. Он был олицетворением праздника, олицетворением самой жизни. Таким видели его все. Только немногие знали, сколь тонок и хрупок и сколь огромен был внутренний мир этого большого человека. Он постоянно был чем-то увлечён: то фотография, то путешествия, то собаки, то обустройство домашнего очага. Но за всеми увлечениями никогда не гасла его страсть к нашей профессии, где он успел достичь успехов, которыми по праву гордился и он сам, и его чудесная семья. Семья ученых, офтальмологов, интеллигентов-петербуржцев. Семья, где каждый день был наполнен любовью к единственному сыну. И от этого горечь трагедии невыносима. Не должно родителям хоронить своих детей. Вирус убил не только Диму. Он убил что-то большое и доброе, что было в этом мире с нами и чего теперь нет.

Дмитрий из семьи потомственных врачей. С выбором профессии всё было понятно с самого детства. Нужно было только определиться со специализацией. Так было принято решение пойти по стопам мамы, врача-офтальмолога, доцента Первого меда.

Жизнелюбивый, с огромным добрым сердцем, никогда не унывающий, он сразу становился центром любой компании.

— Мы познакомились с ним несколько лет назад, когда он приехал учиться в Сан-Франциско своему врачебному делу в местной офтальмологической клинике, — вспоминает Антон Астраханцев. — Мы как-то сразу с ним подружились, днями напролет тусовались вдвоем и в компании, откровенно обсуждали всякие разные темы, узнавали друг друга лучше. Чем старше, тем сложнее заводить настоящих друзей, но доктор умел дружить — это редкий талант в наши дни. Через год он вернулся обратно в свой родной Питер. Мы поддерживали связь, пару раз ездили в гости друг к другу, делились новостями, радовались своим большим и маленьким достижениям. Дима завёл собаку — корги, сделал стремительную медицинскую карьеру, построил домик в Ленобласти с прудом и вот-вот собирался жениться.

Как вспоминают коллеги, пациенты боготворили своего молодого одаренного врача. После его смерти к портрету Дмитрия Ярового на петербургской Стене памяти медиков стали приносить цветы горожане, которым он сохранил зрение.

— Диму невозможно было не любить, — рассказывает его пациентка Наталья Васильева. — Неординарный, яркий, добрый, чуткий. Несмотря на то, что совсем молодой, он талантливо выполнял сложнейшие операции на глазах! И никогда не забывал о своих больных. Интересовался их состоянием.

Казалось, ему всё давалось легко. Эрудит, с огромным человеческим обаянием, он влюблял в себя людей. Дмитрию Яровому даже завидовали по-доброму. Его стремительной карьере, высокому профессионализму, успехам в работе, путешествиям по всему миру, выступлениям на международных конференциях. Поэтому, когда он заболел, многие поначалу не восприняли эту новость серьезно: молодой, здоровый мужчина, никакой ковид не страшен.

—Когда началась эпидемия ковида, то мы шутили, запасались антисептиком, но как-то особо всерьез это всё не воспринимали, — рассказывает друг Антон Астраханцев. — Потом больницу Димы перепрофилировали под ковидный стационар. Там он работал, лечил людей до последнего. Там же, скорее всего, как он выразился, «ковиднулся знатненько». Последний раз мы говорили, когда его уже положили в больницу. На мой вопрос: «Док, как ты там? Выздоравливаешь?» — ответил: «Меееедленно». Я был уверен, что Дима обязательно поправится, думал: молодой, здоровый, да у него вся жизнь (и еще какая!) впереди.

Но Дмитрию стало резко хуже, его перевели на ИВЛ. Сутки — и его не стало.